Друг Джуны Валерий Камшилов: Открытый нами музей целительницы был разорен
22 июля исполнилось бы 70 лет целительнице Джуне Давиташвили, про которую говорили, что она лечила Брежнева и советскую партийную элиту22 июля исполнилось бы 70 лет целительнице Джуне Давиташвили, про которую говорили, что она лечила Брежнева и советскую партийную элиту
О том, что сделали с памятью о ней, «Комсомолке» рассказал ее друг, вице-президент созданной ею Академии альтернативных наук, генерал казачьих войск Валерий Камшилов.
- Сразу после смерти Джуны мы от имени ее Академии открыли в особняке на Арбате, где лечила и жила Джуна, музей ее памяти, - говорит «КП» Камшилов. – Когда Джуна в начале 90-х получила от Юрия Лужкова(бывшего мэра Москвы. - Ред.) этот особняк в пользование (общая площадь тысяча кв. м.), износ здания составлял около 60 процентов. Джуна десять лет реставрировала особняк за свой счет, потратив 629 тыс. долл. А четвертый этаж она сама достроила, внеся изменения в архитектурное строение. На этом четвертом этаже скончался и ее единственный сын Вахо. В этом особняке она жила, работала, творила, принимала пациентов и гостей около 30 лет и мечтала, что после нее там останется память о ней, ее дух.
Поэтому, повинуясь ее последней воле, я и открыл после ее смерти там ее музей, где выставили ее личные вещи, фотографии, ее картины, запатентованные приборы и прочее. Собирались расширить экспозицию до музея легенд советской эпохи. Однако нам перешли дорогу люди, которые решили захватить здание в центре Москвы – особняк Джуны на Арбате. Три первых этажа особняка у Джуны были в аренде. А четвертый этаж - в собственности ее Академии альтернативных наук.
Новые члены совета Академии альтернативных наук «Джуна», которые разными хитростями пришли после меня, в лице Алекса Саргона, Илюшина Вячеслава (старосты ассирийского храма), Михаила Суркова и других передали четвертый этаж особняка на Арбате (которым владела академия Джуны) третьим лицам, которые учредили новый Медицинский центр Джуны. Хозяева этого Медцентра Джуны - люди азербайджанской национальности, они же выиграли тендор на три этажа особняка, где работала Джуна, а потом докупили и четвертый этаж.
Площадь четвертого этажа - 188 кв. метров. А там стоимость одного квадратного метра 20 тыс. долл. В итоге в их руках недвижимость минимум на 4 млн. долл.
А помогали им члены ассирийской общины, которые при жизни Джуны ее охмуряли, сделав своей царицей.
Джуна при жизни была провозглашена общиной царицей ассирийской. И она даже завещание на одну квартиру оставила сыну своего ассирийского друга (жилье отошло ему после ее смерти). Они все отдали на откуп азербайджанцам, которые даже не были знакомы с Джуной.
В память о Джуне они ничего не делают, у них коммерческая организация! Исключительно финансовый интерес.
Открытый нами Музей Джуны был разорен. Личные вещи выброшены, а ценности Джуны вывезены в ассирийскую общину и ассирийский храм.
Новый созданный медцентр Джуны обосновался на четвертом этаже особняка на Арбате - на месте Академии альтернативных наук Джуны.
Хочется обратиться к новым хозяевам особняка – покажите, где вещи Джуны?
Ей при жизни Илюшин дарил картину – подлинник Вечеллио Тицианастоимостью 20 млн. долл. После смерти целительницы Илюшин забрал картину себе обратно.
В коллекции Джуны было около 700 картин, в том числе ее любимая картина – икона Матроны Московской, выложенная из янтаря. Эта икона стояла в комнате, где она спала. Коллекция, все награды целительницы вывезены.
Недвижимость - этажи особняка на Арбате, где жила и работала Джуна - после ее смерти перекупалась несколько раз и в итоге все досталось совершенно посторонним людям.
Сейчас по документам в особняке на Арбате ничего не принадлежит Академии альтернативных наук «Джуна». И там ее архива на месте нет. Одни пустые стены, в которых идет ремонт под гостиницу и ресторан. Для народа в память от Джуны не осталось ничего! Обидно и плачевно.
Андрей Дементьев: «Я посвящал стихи Джуне»
Джуну воспевали лучшие поэты современности, среди них Андрей Дементьев. Незадолго до своего ухода он так рассказал «Комсомолке» про Джуну:
- С Джуной я познакомился 20 июня 1981 года на даче у друга, Роберта Рождественского, - рассказывал поэт. - Я тогда слышал о ней, она уже была известной, но лично не был знаком. Она проявила ко мне невероятное внимание. Был день рождения Роберта. Я открывал бутылку шампанского, и она… взорвалась у меня в руках. Ко мне подошла сразу Джуна и сказала: «Ой, ну слава богу. А могло быть… это что-то черное…». И в лице у нее было такое участие. А потом она вдруг сказала: «А поехали ко мне!». Она пригласила еще несколько человек. Представляете, а это была у нас первая встреча. И она так сходу к себе вот так расположила, просто на одной волне. И с того дня мы очень дружились. Помню, мы к ней приехали тогда. Она посадила нас в кружок. Брала в свои наши руки и говорила, у кого какие проблемы. И это было удивительно совершенно. Я знал одну женщину, сидевшую рядом со мной. И Джуна назвала ее проблемы, и я знал, что это правда. И вдруг она резко прекратила говорить, все свернула. Я потом ее спросил: «Джуна, а чего ты так резко все закончила?». Она говорит: «У того иностранного дипломата в кармане был спрятан диктофон. Я не хотела, чтобы это записывалось. Я это почувствовала»… Я буквально каждый вечер к ней приезжал. Причем, без предупреждений. И мы сидели до двух-трех ночи. У нее были такие «исцеляющие» руки… Я ей посвятил стихотворение: «…Я помню волшебные руки твои,
Воздетые к небу над горем и болью.
И каждый твой жест был полон любви,
И боль отступала перед любовью».
Она все делала с таким открытым сердцем. Никогда не говорила о деньгах, о благодарности, а просто творила добро, старалась помочь людям и была счастлива, что кому-то может помочь. Помню, я прилетел откуда-то из командировки. Сильно заболел, простудился. А на следующий день у меня должна быть съемка. И я ей позвонил вечером: «Джуна, не знаю, что мне делать…». Она мне мгновенно: «Приезжай». Приехал. Она мне положила руки на спину, поглаживала, сидела так и что-то говорила. И вдруг я почувствовал, что мне становится лучше. И утром встал как огурчик, ни температуры, ни простуды. Я ей позвонил: «Джуна, это просто чудо. Я не представляю, как это все происходит…». Она была добрая, умная и нежная женщина, но «с кулаками». Когда это касалось ее принципов, она просто выходила из себя. Могла и ударить, доказывая свою правоту. И я ее еле удержал, когда один медик стал говорить, что она не может лечить. Несмотря на то, что про нее говорили всякое, я ее всегда поддерживал, и не поддавался на какие-то тенденции. И как-то во всем было ее желание, чтобы люди верили в то, что все будет хорошо, только живите по Богу, по совести…
Потом выискала где-то, что я из дворянского рода. Подарила мне диплом «Князю Андрею». Я хохотал: «Джуна, ты чего!» - «А ничего! Просто тебе подарок. Я, кого люблю, тому хочу сделать что-то доброе, как-то порадовать». Вот так мы и жили. Потом Володя Мигуля, композитор и мой друг, написал песню на ее стихи. Я им позвонил: «Ребята, продолжайте!». Все, что она делала, было талантливо, ярко. Но вокруг много было всяких недоброжелателей. Она лечила независимо ни от чего – богатый или бедный, чиновник или крестьянин. Она говорила, что всех послал на землю Бог. Была настолько открытым человеком, что у нее двери не закрывались до пяти утра. И все, кто хотел, к ней свободно приходил. Я видел, что иногда люди и подозрительные приходили, которые хотели какую-то выгоду извлечь из этих встреч...
А потом у меня погиб сын. Мне казалось, что я словно перестал дышать, не мог говорить. Я дико переживал гибель сына…. Такая боль не проходит никогда… Уехал работать на Ближний восток… Но вспоминал Джуну. И когда мы с ней созванивались, казалось, душевная боль отпускает… Она отчаяние гасила. Своими руками, своей душой, сердцем, отношением. Я с ней общался, и у меня на душе становилось светло, и хотелось творить…
Как-то я был в Иерусалиме, и вдруг узнал, что у Джуны погиб сын Вахо. А он вырос на моих глазах. Мальчишка хороший, талантливый, милый. Она в нем души не чаяла. Я звонил ей, чтобы как-то поддержать. Но она не брала трубку, отключилась напрочь. Я знал, как она любила сына. Вахо - это был ее свет в окне, это было все для нее в этой жизни. И потом, когда я, наконец, услышал ее голос, она сказала: «Все, я умерла».
